- Вот вы медики всё шутки свои шутите... Юмор у вас какой-то специфический. Чёрный. Вы вообще бываете серьёзными?
- Знаете, офицер, профессиональная деформация мало чем отличается от профессиональной адаптации. Каждый рабочий день мы сталкиваемся с человеческими страданиями, несправедливостью, болью. Я видел, как рушатся судьбы, как обрываются жизни.
Я видел подающего надежды пианиста, лишившегося кистей рук. Ему оторвало их в автомобильной аварии.
Я видел слёзы мужчины, супруга которого вышла вечером в магазин и не вернулась домой живой. Женщину нашли неподалёку за сараем. Она была смертельно ранена каким-то психом, сбежавшим при перевозке его из одной тюрьмы в другую. У неё осталось четверо детей. Теперь отец растит их один.
Я видел младенца, которого родная мать облила кипятком за то, что её ребёнок громко плакал. Мы везли его с командой педиатров, а я уже знал, что малой не жилец. Тогда-то я и перевёлся из педиатрической бригады.
В нашем деле стресс снимают или юмором, или спиртом. Мне каждый раз грустно смотреть на новенького кадета, если он слишком серьёзен. Не выдержит. Сопьётся. Поэтому шутки единственный безопасный способ адаптации к нашей работе.
Оставьте нам наш юмор. Это всё, что у нас есть.